Чистое учение о праве

Юристам трудно отказаться от иллюзии о том, что в силу того, что они призваны к познанию права, они также призваны к содержательному описанию права, что в своем стремлении оказать влияние на процессы правотворчества юристы более подобны политикам, чем просто лицам, выполняющим в обществе техническую работу. С учетом того (даже лишь негативного) политического результата, к которому приводит требуемое разделение права и политики, с учетом самоограничения науки о праве, которое некоторые считают принижением в ранге, становится понятным, почему у противников чистой теории права, выдвигающей подобные требования, так мало желания воздать ей должное. Чтобы вступить в борьбу с этой теорией, совсем не обязательно признавать ее истинную сущность. Так и происходит — односторонние аргументы выдвигаются не против чистого учения о праве, а против того ложного образа, который согласно своим потребностям слепили противники, тем самым делая излишним опровержение этого учения. Наше учение якобы совершенно бессодержательно, это пустая игра понятий — так полагают одни; содержание нашего учения по причине своих разрушительных тенденций представляет настоящую опасность для существующего государства и его права — так предостерегают другие. Чистое учение о праве держится в стороне от любой политики, оно отдаляется от пульсирующей жизни и поэтому с научной точки зрения лишено ценности — это одно из наиболее часто встречающихся возражений, которое выдвигается против данного учения. Но не менее часто можно услышать и следующее: чистое учение о праве совершенно не в состоянии выполнить свое основное методологическое требование и само по себе оказывается выражением известных политических предпочтений. Но каких? Фашисты разоблачают это учение как демократический либерализм, либералы или социал-демократы считают его предвестником фашизма. Со стороны коммунистов чистое учение о праве дисквалифицируется как идеология капиталистического этатизма, со стороны националистов и капиталистов — либо как ярый большевизм, либо как скрытый анархизм. Многие уверяют, что по своему духу наше учение близко к католической схоластике, другие полагают возможным найти в нем характерные признаки протестантского учения о государстве и праве. Нет недостатка и в тех, кто клеймит наше учение как атеистическое. Короче говоря, нет такого политического направления, в принадлежности к которому еще не было заподозрено чистое учение о праве. Но это как раз доказывает (и делает это лучше, чем сама наша теория) ее чистоту. Связанная с этим методологическая предпосылка научной чистоты не может обсуждаться всерьез теми, кто вообще допускает существование науки о праве. Под сомнение может быть поставлено лишь то, до какого предела осуществима эта цель. При этом, разумеется, нельзя пренебрегать очень поучительным различием, которое именно в этой точке проходит между естественными и социальными науками. Нельзя сказать, что естественные науки вообще не опасны в плане попыток политических интересов повлиять на такие науки. История доказывает обратное и достаточно четко показывает, что великие политические силы ощущали опасность даже при постановке вопроса об истинности теории хода небесных светил. Если естественные науки успешно проводят линию своей независимости от политики, то потому, что в этом задействован еще более могучий социальный интерес — интерес к развитию техники, которое может быть гарантировано только через свободу научного исследования. Но в социальной теории нельзя провести прямой и очевидной линии к некоему неоспоримому преимуществу, которое обеспечивало бы прогрессивное развитие социальной техники, — такой линии, которая ведет от физики или химии к достижениям машиностроения или медицинской терапии. К социальным наукам, не в последнюю очередь по причине неразвитого состояния этих наук, распространено противоположное отношение — как к некоей социальной силе, которая может противостоять могучим интересам, которая может предоставить в распоряжение как власть имущих, так и ищущих власти соответствующую их пожеланиям теорию. Иными словами, к социальным наукам относятся как к социальной идеологии. В особенности в наше время, которое поистине выбилось из хода времен по причине мировой войны и ее следствий; в ситуации, когда полностью расшатаны основы социальной жизни и поэтому чрезвычайно обостряются противоречия как между государствами, так и внутри государств. Идеал объективной науки о праве и государстве может рассчитывать на общее признание только в период социального равновесия. Поэтому учение о праве, которое хочет сохранить свою чистоту, сегодня представляется совершенно несвоевременным. Пожалуй, нет такой силы, которой бы не было готово предложить свои услуги правоведение; уже никто не стесняется громко и публично призывать к политическому правоведению и требовать для такой науки титул «чистой», как если бы добродетелью было то, что может извинить только крайне бедственное положение. Если я все же смею в такое время собрать результаты моих предшествующих трудов по правовым проблемам, то только с надеждой, что ряды тех, кто дух ценит выше, чем власть, сегодня многочисленнее, чем могло бы показаться. Это делается также с пожеланием того, чтобы молодое поколение в ужасной суматохе нашего времени не осталось бы совсем без веры в свободную науку о праве, и в твердом убеждении, что плоды данной работы не пропадут для отдаленного будущего.